ЗНАК И СИМВОЛ В ЗАГОВОРЕ

С.Н. Терёшкин

кандидат филол. наук, член АТПП, руководитель ЦЭПиНМ «Возрождение»

Знак и символ в заговоре

Символ (от греч. symbolon – знак) в науке то же, что и знак – материальный, чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), который выступает как представитель другого предмета, свойства или отношения [1.с. 495].

Наукой, исследующей свойства знаков и символов  в человеческом обществе, в природе или самом человеке является семиотика (от греч. semeion «знак, признак»).

Наиболее полно традиции семиотики, как науки о знаках и символах, воплощены в математике, лингвистике, логике.

Объектом изучения семиотики могут выступать символы (знаковые явления) в живописи, музыке, архитектуре, обрядах и ритуалах. В семиотике языка и литературы объект выступает в виде проявлений языка – речи и текста.

Рассмотрим связь трансперсональной психологии и семиотики на примере символики такого фольклорного текста как заговор.

     Семиотика выделяет три основных аспекта изучения знаков и  символов: синтатику, семантику и прагматику.

Синтатика понимается как сфера внутренних отношений между знаками. Семантика – как сфера  отношений между знаками и тем, что они обозначают. Сфера прагматики – это отношения между знаками и теми, кто знаками пользуется – говорящими,  слушающими, пишущими, читающими.

В прагматику включается отношение говорящего к тому, что и как он говорит: вера и искренность речи, или ее неискренность,   предположительность. А также интерпретация речи слушающим – как истинной и объективной или сомнительной и ложной.

Наиболее объективно, по нашему мнению, рассмотреть символику заговора с точки зрения прагматики, так как именно прагматика изучает отношение знаков к их интерпретаторам.

Поскольку интерпретаторами символов являются живые организмы, то прагматика имеет дело со всеми психологическими, биологическими и социологическими явлениями, которые наблюдаются при функционировании знаков. Интерпретатор знака – организм. Интерпретанта – это реакция организма под влиянием знакового средства на отсутствующие объекты, существенные для непосредственной проблемной ситуации, как если бы они были налицо [2.C.64].

Знаком в речи говорящего является высказывание. Прежде чем говорить о символике высказывания в заговоре, необходимо обратиться к истории его появления, которая уводит к истокам работы со словом.

По определению А. Афанасьева, заговоры суть обломки древних языческих молитв и заклинаний. Могучая сила заговора заключается именно в известных эпических выражениях, в издревле узаконенных формулах. Как скоро позабыты или изменены формулы – заклятие недействительно. Это убеждение заставило с особой заботливостью оберегать само слово заговора, хранить его как святыню [3. С.43]. Исследователи древней кельтской культуры также считают, что сила заклинания заключалась в странных и непонятных словосочетаниях, а не в их прямом смысле [4.С. 129].

Первые заговоры можно обнаружить в древних мифах. По определению исследователей,  миф – это реально, вещественно и чувственно творимая действительность, являющаяся  в то же время отрешенной от обычного хода явлений [5. С.61].

Создатели и сказители мифов,  былин, саг и прочих эпических произведений обладали огромным талантом владения словом. Исполнение мифов, былин и древних саг являлось творческим процессом, во время которого они создавали свой мир, погружая в него слушающих и заставляя их верить в то, о чем они рассказывали. Ритм и мелодика эпического произведения способствовала появлению трансового состояния у  исполнителя и у слушающих, визуализации образов, сопереживанию героям.

Поэтому мифотворчество можно назвать одной из форм энергетического моделирования действительности. А то, что мы сейчас называем энергетической работой, было естественной частью жизни древнего человека.

Согласно германо-скандинавской мифологии Бог Один  научил людей искусству магии и поэзии. Неразрывно связанные между собой эти два  рода искусств были представлены в древней Германии в виде песен-заклинаний, исполнение которых и составляло основу магического акта. Например в «Эдде» приводится первый заговор, которым Бог Один вылечил травмированную ногу коня: «Кость к кости, плоть к плоти, сустав к суставу лепись друг к другу» [6. С.22].

Интересно, что такой же заговор можно встретить в кельтской мифологии, когда Мидах, сын Бога-врачевателя Диан Кехта, приращивает отрубленную в битве руку королю Нуаде  [4. С.87]. В карело-финском эпосе «Калевала» таким же заговором мать Лемминкяйнена сращивает разрубленные части тела сына и возвращает его к жизни [7. С. 91].  Такой же заговор против ран и переломов имеется в древнейшем тексте ведической культуры «Атхарваведе», датируемом началом I тысячелетия до нашей эры  [8. С.72].

В заговорах сохранилось представление о целительстве наших далеких предков и очень архаичная фразеология, уходящая своими корнями в общеиндоевропейскую древность и имеющая соответствия в других живых традициях – германской, славянской, карело-финской и др.

Уже в «Атхарваведе» (atharvaveda –  «веда заклинаний»)  происходит деление заговоров на две группы. К первой относились заговоры «белой магии», обращенные на достижение добра (против болезней и врагов; на долгую жизнь, успех, защиту, процветание; обращенные к силам природы, животным и растениям). Ко второй – заговоры «черной магии», обращенные на достижение зла (насылание порчи, проклятия, на лишение мужской силы, приворотные).

     Таким образом, корни работы с заговорами уходят в древнейшую индоевропейскую культуру. Поэтому в заговорах наряду с обращениями к Иисусу, Богородице, Николаю Чудотворцу, Георгию и другим христианским святым, встречаются обращения к силам Природы: Матушке Земле, Буйному Ветру, Батюшке Огню, иньской Водице, Заре-зарнице, Месяцу, Бел-горюч Алатырь Камню.

Обращения к силам Природы отражают древний архаический пласт  народной магической культуры, что подтверждается похожестью словесных формул с заклинаниями «Атхарваведы». А обращения к христианским святым являются более поздними, причем, христианские святые  в сознании народа наделяются качествами, которые раньше были присущи силам Природных Стихий.

Итак, заговор – это набор специальных слов, искусство произнесения которых – это искусство словами что-то творить или менять в человеке, в жизни и даже в мире.

Одним из важнейших традиционных занятий наших предков была охота. Эмпирически было замечено, что знак как символ оказывает определенное влияние на животных (интерпретаторов), вызывая у них соответствующую реакцию и поведение (интерпретанту). Например, при охоте на волков, известно, что веревка с красными флажками, как символ, оказывает запретительное воздействие, не позволяя волкам вырываться из огороженного пространства.

Однако символ может быть физически проявленным, как флажки, или воображаемым. Не проявленный, воображаемый символ ставится при помощи заговора.

В качестве примера приведу рассказ моей мамы, как использовал заговор «для удачной охоты» ее дед, когда ставил силки на зайцев. Над заячьей тропой наклонилась тонкая березка и к ней привязывалась петля. Многие охотники ставили силки, но кто-то был менее удачлив, кто-то более – к такому охотнику зайцы сами «забегали» в петлю. По рассказам мамы, дед был удачлив в охоте, потому что знал нужный заговор. Конечно, заговор мама не помнит, но я нашел несколько вариантов  такого заговора. Приведу в сокращении один из заговоров: «На синем море есть остров, на том острове – церква, в той церкве есть престол, на престоле сам Иисус Христос и Мать Пресвятая Богородица. По правую сторону – железный тын, по левую – огненная река. Помолюся, Пресвятая Богородица, гони зайцев в мои ловушки.По правую сторону скочить – тут железный тын, по левую сторону скочить – тут огненная река; тут убьешься, а тут сгоришь, иди безотпяточно, безотворотно. Пришли Господи, мне рабу Божьему зайца белого, черноухого, долгоухого. Аминь» [9].

Итак, чтобы заяц не свернул с тропы, он должен чувствовать слева и справа от нее препятствия в виде железного тына и огненной реки, выступающих в виде запретительных символов. Однако эти символы являются воображаемыми, не проявленными физически. И чтобы они появились, охотник должен их создать, то есть сотворить новую действительность. Для этого заговор должен быть произнесен не формально, а с соблюдением известных требований к символу с точки зрения прагматики: вера и искренность речи говорящего. А чтобы речь была истинной, наполненной веры и вызывала нужные образы или символы, необходимо трансовое, или измененное состояние сознания произносящего заговор. Только в измененном состоянии сознания можно при помощи заговора визуализировать символы, «сотворить новую действительность», так же как и в процессе мифотворчества.

В противном случае заговор читался формально, а потому охотникам не удавалось создать нужные символы, и зайцы их силки просто обегали стороной.

Выводы:

1. На организмы (интерпретаторы) действуют как проявленные, так и не проявленные символы.

2. Высказывания как знаки для создания не проявленных символов приведены в заговорах.

3. Для создания не проявленного символа при работе с заговором требуется измененное состояние сознания.

4. Между трансперсональной психологией и семиотикой существует следующая  связь:

• поскольку любая наука использует знаки и выражает свои результаты с помощью знаков, семиотика является инструментом всех наук, и трансперсональной психологии в том числе.
• поскольку прагматика имеет дело со всеми психологическими, биологическими и социологическими явлениями, которые наблюдаются при функционировании знаков и символов она естественно входит в поле деятельности трансперсональной психологии.

 

    Литература 

1. Большой энциклопедический словарь. М., 1999.

2. Семиотика. М., 1983.

3. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. В трех томах, т.1. Репринт издания 1869 года. М., 1994.

4. Кельтская мифология: Энциклопедия. М., 2002.

5. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 2001.

6. Микайлова И.Г. Эдда как учение о праидеалах. М., 2007.

7. Калевала. Карело-финский народный эпос. Петрозаводск.  1956.

8.. Атхарваведа. Избранное. М., 1995.

9. Терёшкин С.Н. Энергетика заговора // Открытая дверь, СПб., 2010. С. 62 – 69.

Символ в трансперсональном опыте / Вестник Балтийской педагогической Академии, выпуск 93. Научное издание. – Санкт-Петербург, 2010. с. 84-88.